16 января (ст.ст.) 1918 г. в истории Харькова. Загадка гибели губернского диктатора

16 января (ст.ст.) 1918 г. в истории Харькова. Загадка гибели губернского диктатора
Немного о скелетах Харькова в буквальном смысле слова. Фото: starosti.com.ua

Павел Николаевич Кошуро-Масальский родился в 1860 г. в Харькове в семье знатного рода потомков князей Масальских, по информации газеты “Южный край” восходивших родословной к Рюриковичам. Детские годы провел в Ахтырке, где его отец был мировым судьей, а старший брат — судебным следователем. Действительный статский советник, юрист.

Окончил Сумскую гимназию и Московский университет. Служил товарищем прокурора в Костроме, где добивался максимальных наказаний для обвиняемых по политическим статьям, за служебное рвение стал вице-губернатором в Тамбове, в январе 1913-го назначен харьковским вице-губернатором. Фактически же управлял Харьковской губернией, ибо назначенный еще в 1908-м губернатор Катеринич исполнял обязанности, как сегодня говорят, дистанционно – например, мог на четыре месяца завеяться на отдых в Ниццу. Павел Николаевич стал по-настоящему ответственным лицом, которое переводило жизнь губернии на военные рельсы.

С июля 1915-го Харьковщиной рулил тайный советник Протасьев, умерший 26 ноября от тифа, которым заразился от раненых солдат. Похороны превратились в огромную патриотическую манифестацию, флаг Харькова перед гробом нес лично городской голова Дмитрий Багалей. Между тем, жесткая политика заместителя почившего вызывала недовольство в Госдуме, и в декабре 1915-го тот отбыл в глушь — на должность губернатора Акмолинска, нынешнего Омска. Там в мае получил анонимное письмо, где указывалось, что действия по борьбе со спекуляцией неэффективны, поэтому не исключено начало массовых грабежей. Неизвестные требовали снизить цены, в противном случае угрожая местью. Вскоре появились слухи о скором отъезде губернатора. Несмотря на это, он еще успел провалить мобилизацию на фронт местного населения и утопить в крови попытку восстания летом.

Имя деятеля, проводившего самые решительные меры по “наведению порядка” везде и во всем, требуя неукоснительного выполнения распоряжений и особого отношения к себе, стало в царской России одним из символов чиновничьего самодурства и произвола. В числе рассказов из этой серии: уезжая из Костромы в Харьков, Масальский хотел воспользоваться правом бесплатного провоза не только для себя, но и для членов семьи. Затеяв по этому поводу такой скандал, что его вагон пришлось отцепить от поезда…

Тогдашнее альтер-эго лица “Поля чудес” смотрит на тебя как на уклониста.
Фото: starosti.com.ua

Другой меметичный случай произошел 29 марта 1916 г. на заседании гласных акмолинской думы. Губернатор вызвал члена Омской городской думы В. И. Пантелеева, председателя ряда комиссий, в том числе санитарной, для объяснений в связи с неудовлетворительным санитарным состоянием городских улиц. Тот в оправдание заявил, что катастрофически не хватает людей. Масальский пообещал дать военнопленных, вызвать крестьян из деревень и потребовал “город очистить”, пригрозив всё самоуправление отдать под суд, а Пантелеева посадить в тюрьму в административном порядке сроком до двух месяцев. Пантелеев пытался отшутиться – мол, отдохну в тюрьме, но губернатор шутки не принял и повторил свои угрозы. На заседании гласных думы в следующем месяце была зачитана резолюция: “Акмолинский губернатор угрожая гласному Пантелееву тюрьмой нанес оскорбления всему самоуправлению, при таком отношении становится невозможным работать, а потому сообщить о происшедшем степному генерал-губернатору и телеграммами председателю Государственной думы, председателю Совета министров и члену Государственного совета Лаптеву”. Масальский обвинил их в принятии “демонстративного постановления”, а на Пантелеева подал в суд в клевету. По сообщениям в прессе, наш земляк даже обращался к министру внутренних дел с просьбой вызвать в Петроград акмолинского вице-губернатора для засвидетельствования своей правоты в противостоянии с думой, но ходатайство было отклонено. На заседание Омского окружного суда, назначенное на октябрь, истец не явился, так как покинул город.

Отъезд из Акмолинска тоже не избежал журналистского внимания. Как сообщала пресса, багаж Масальского весил более трех тонн, что натолкнуло акул пера на размышления о том, сколько может заработать губернатор за год. Тот же «Южный край» писал в своем номере от 25 сентября 1916 г. следующее:

“Вчера Масальский-Кошуро окончательно выехал из Омска в Рославль спецвагоном, предоставленным ему по распоряжению из Петрограда. Накануне арестанты местной тюрьмы весь день грузили его имущество. Утром, когда Масальский-Кошуро занял место в вагоне, и вагон был прикреплен к поезду, местный представитель государственного контроля, проходя, заметил, что этот вагон битком набит вещами.

Он пригласил начальника станции. У Павла Николаевича был затребован билет и квитанция на оплату провоза вещей. Этой квитанции у бывшего губернатора не оказалось. Весь багаж был определен в 200 пудов. Управлением Омской железной дороги была дана телеграмма на станцию следования Масальского-Кошуро с предписанием перевесить весь багаж и взыскать тройную провозную плату — в общем около 3500 рублей. Весь инцидент происходил в присутствии провожающих бывшего губернатора лиц, жандармской и наружной полиции”. Хотя все-таки гораздо лучше получилось в стихотворной форме:

Получив отставку,
Омский воевода
Выехать задумал
С честью из прихода…
Всю свою поклажу
Взял с собой он вместе, –
Так, что воеводе
Негде даже “сести”…
Но, увы, с надеждой
На провоз бесплатный
Приключился казус
Очень неприятный…

В сентябре 1916-го Масальского переводят в члены Совета МВД России, но об этом периоде его жизни сведений мало. Тут нужно сделать небольшое отступление.

Бытует мнение, что расправы без суда и следствия, пьяные погромы и бандитские налеты среди бела дня стали результатом прихода к власти большевиков и последовавшего начала Гражданской войны. На самом деле, всё это начало становиться обыденностью уже на волне стихийных демобилизаций весны-лета 1917 г. Достаточно вспомнить известного либерального благотворителя и помещика, князя Вяземского, которого в августе просто линчевала разъяренная солдатская толпа. К ноябрю 1917-го на фронте было убито несколько сот офицеров, не меньше покончили жизнь самоубийством (только зарегистрированных случаев более 800). Или вот ж/д станция Кривин у Острога. Острожские гимназисты сымпровизировали там заградотряд по ловле уходивших с фронта. “Солдаты! Не бегите! Немец идет!” “До Вятки не дойдет!” – весело неслось с громыхающих на восток вагонов. Спор задался не в пользу юнцов: братская могила в городе… Возвращавшиеся с фронта деморализованные, опустошенные, лишенные средств к существованию вояки прибывали главным образом в крупные тыловые города, к каковым в то время относился и Харьков.

Обыватели искали тогда сильной руки, чтобы защитить свое имущество и жизни. Часть связывала свои надежды с генералом Корниловым, часть — с теми самыми большевиками, отличавшимися радикализмом не только в социальных лозунгах, но и в обещаниях покончить с криминалом. А когда в декабре установилась советская власть в Харькове, здесь временно дислоцировались войска Южного революционного фронта по борьбе с контрреволюцией, под командованием Владимира Антонова-Овсеенко шедшие на Дон сражаться с белоказаками атамана Каледина.

Заодно с Овсеенко приехал его протеже, матрос Войцеховский, непосредственно после Октябрьской революции командовавший бронепоездом под Петроградом. Приказом о назначении военным комиссаром города и уезда от 30 декабря 1917 г. Войцеховскому предоставлялось право “обыска, ареста контрреволюционеров, закрытия игорных и прочих притонов, издания обязательных постановлений”. Мнение по этому поводу Харьковского Совета и председателя его исполкома, всем известного “товарища Артема”, военачальника не интересовало. В числе арестованных людьми Овсеенко оказался и главный герой нашего рассказа – наряду с некоторыми другими чиновниками царского аппарата и тогдашними ринатами леонидовичами из числа руководства Совета Съезда горнопромышленников Юга России. Задержанных поместили в несколько вагонов на 7-й линии Южной железной дороги, недалеко от штаба Овсеенко. Так родился локальный мем “уехать на 7-ю линию” – приблизительный синоним нашего современного “умножиться на ноль”. Кстати, в административном здании ССГЮР нынче находится Радиотехнический техникум на Сумской.

Дом ССГЮР в наши дни, ул. Сумская 18/20

16 января 1918 г. грозу акмолинских призывников нашли мертвым примерно в 4 км от Харькова. Представители коменданта Харькова и охрана тюремных вагонов делали удивленные лица, когда пресса расспрашивала их об исчезновении бывшего вице-губернатора, до обнаружения тела заявляя, что узник отправлен в Петроград для предания там суду. “Земля и воля”, ежедневный печатный орган харьковского комитета ПЛСР, писала в номере от 21 января:

“Во имя человечества, через посредство издающихся газет прошу опубликовать о вызове родственников к трупу бывшаго вице-губернатора г. Харькова Кошуро-Масальскаго, валявшемуся по линии жел. дороги, а ныне убранному и отвезенному на станцию Основа Северо-Донецкой ж. д.
Лоб Масальскаго прострелен пятью пулями. Кроме Масальскаго на станции Основа находится еще четыре трупа каких-то «буржуев», также разстрелянных. О правдивости сего прошу навести справки на Основе.
Очевидец”.

Казнь активно расследовали не только газеты, но и местные власти, довольно резко реагировавшие на аресты и расстрелы по приказам Овсеенко и Войцеховского, но достоверно установить, что же в действительности произошло, так и не удалось. Очевидно, что это могло быть делом рук либо конвоиров, либо бойцов 30-го запасного пехотного полка Руднева, решивших припомнить арестанту то, чем он отметился до революции.

Вот как описывала комиссара, должность которого не просуществовала и месяца, журналистка московского издания “Раннее утро” Зинаида Рихтер:

— Товарищ Войцеховский! — входит матрос, опоясанный пулеметными лентами. — Я привел шесть человек арестованных. Двое грабителей, четверо контрреволюционеров-укрывателей. При обыске найдены кадетские погоны.
— Что же вы с ними думаете делать?
— Расстрелять, конечно!
— А у вас есть для этого люди? Нет? Кто там, товарищи, свободен?
— Я свободен, — отзывается, пережевывая пищу, из угла солдат. — Вот только пообедаю. — Вчера мне собственноручно пришлось пристрелить троих, — поворачивается ко мне Войцеховский, — людей не хватает! 

Дальше был вообще завал. 25 января балтийцы проводили обыск в гостинице “Версаль” на Павловской площади (бывшая Розы Люксембург). Войцеховский, уже не военный комиссар, там “предавался излишествам” вместе с и.о. коменданта города Пенхальским, за что его и решили задержать. Слово за слово конфликт перерос в ночное сражение. С одной стороны были вызваны кавалерия и красногвардейцы, с другой 70 матросов. И флотская братва взяла верх – несмотря на то, что работяги додумались поставить пулемет на Конторском мосту и чесануть из него по отелю. Разоруженный своими коллегами и как-то избежавший стенки Войцеховский два дня не показывался в городе, Пенхальского сочли пропавшим без вести. Некоторое время были уверены, что бывший военком наконец допрыгался: “хапнул несколько десятков народных денег, но попался и теперь сидит за решеткой (где — неизвестно)”. О нем вполне официально говорили как об “уголовном типе”, показывали даже протоколы о его кутежах, буйствах и издевательствах над женщинами.

Тем не менее, эти события не помешали Антонову-Овсеенко вскоре вновь пристроить своего любимчика на ту же должность. В конце февраля главковерх сделал Войцеховского военным комиссаром только что занятого красными войсками Таганрога, а потом и Ростова-на-Дону. Там его уже звали «харьковским гастролером». В обоих городах он продолжил расстрелы (в том числе юнкеров, кадетов, реалистов, гимназистов) и обыски с конфискациями у зажиточных слоев населения. Официально обложил буржуазию Ростова контрибуцией на 12 млн рублей и даже сумел выколотить половину суммы. Кто не мог оплатить в срок, объявлялся контрреволюционером и шел по известному маршруту «в сторону Харькова» (вдоль ж/д путей Ростов-Харьков проводились основные расстрелы). Уже 8 марта нарком по делам управления Донецкой республики Семен Васильченко издал приказ о смещении военкома: “Ввиду несоответствия личных качеств гражданина Войцеховского с занимаемым им постом настоящим постановляю: Комендант Ростовдона Войцеховский от должности отстраняется и сдает все дела Донскому Областному Революционному Комитету”. После чего об этом ярком персонаже в Харькове больше ничего не слышали.

Тем временем, 18 февраля был поставлен вопрос об освобождении заключенных в тюремных вагонах, оставленных Овсеенко и Войцеховским после ухода из Харькова. Среди них был и возглавлявший ССГЮР Николай фон Дитмар собственной персоной. В тот день решили создать «комиссию по разгрузке тюрем от бессудно заключенных и лиц, коим не предъявлено обвинение». Было без возражений принято предложение Артема перевести всех удерживавшихся в вагонах в обычную тюрьму.

После оккупации Украины весной 1918-го германскими войсками и провозглашения гетманата в киевском цирке мадам Крутиковой фон Дитмар будет председательствовать там на Съезде промышленников, банкиров и землевладельцев, также изберется товарищем главы Союза промышленности, торговли, финансов и сельского хозяйства (Протофис) князя Голицына. После падения Скоропадского станет одним из организаторов Добровольческой армии Деникина, примет участие в переговорах с Антантой о поддержке Белого движения. Впрочем, помогло всё это ему не больше, чем та дверь одному из главных героев “Титаника”: летом 1919-го фон Дитмар скончался от тифа по пути из Ростова в Харьков, к тому времени тоже контролировавшийся деникинцами…

Раз уж вы дочитали до этого места, предлагаем также ознакомиться с рассказом “Ассамблеи” о том, чем занималась оппозиция большевикам слева во время первого установления советской власти в нашем городе.

Ну а желающим вспомнить церемонию прощания с императором Гепуцианом предлагаем заценить, как временно ставший снова монархическим Харьков оплакивал другого самодержца.